Выступление Министра общественной безопасности КНР о политике Си Цзиньпина по организации массовых задержаний в Восточном Туркестане

Адриан Ценц

Недавно опубликованные исследователем Адрианом Ценцем «Полицейские файлы Синьцзяна» подтверждают все масштабы политики и роль Пекина в ее формировании

С начала 2017 года правительство Китая задержало огромное количество уйгуров и других представителей тюркского населения. Независимые эксперты мира работали над тем, чтобы понять сущность и масштабность этого наплыва задержаний, однако, их работе препятствовали ограниченный доступ на территорию Восточного Туркестана (Синьцзян-Уйгурского Автономного района) и жесткий цифровой контроль. Всплывает два политических вопроса: Какое количество людей на самом деле власти Китая заточили в тюрьмы или так называемые «лагеря перевоспитания»? Насколько прямое отношение имеет Генеральный секретарь Си Цзиньпин к данным усилиям?

Утекший внутренний документ правительства Китая предоставил исследователям новые доказательства о экстраординарных масштабах задержаний во время их, вероятно, пика в 2018-2019-х годах. Документ, являющийся стенограммой внутреннего выступления министра общественной безопасности Чжао Кечжи, состоявшегося 15 июня 2018 года, подтверждает точность прежних оценок, в очередной раз доказывая, что, Китайская Народная Республика (КНР) интернировала около 1 – 2 миллионов уйгур и других этнических меньшинств к концу 2010-х. В документе также указывается на осознанную и активную поддержку Си Цзиньпина одноименных политик «перевоспитания», «Крепкий удар» и «деэкстремизации» нацеленных на Восточный Туркестан, на ряду с продолжительными расходами на строительство дополнительных тюрем и лагерей и персонал для управления притоком задержанных.

Речь Чжао, вместе с десятками тысяч официальных документов и электронных таблиц, которые я называю «Полицейскими файлами Синьцзяна», были получены лицом, взломавшим доступ во внутреннюю компьютерную сеть полиции двух преимущественно уйгурских и казахских округов Восточного Туркестана – Конашехер (Шуфу) и Текес (Текеси). Человек предпочел остаться анонимным, учитывая вероятные последствия. Стенограмма речи Чжао – это не отредактированная сканировка бумажной копии, с пометкой “секретный документ” на первой странице. Характер документа затрудняет полное подтверждение его подлинности с помощью информации, находящейся в открытом доступе. Но краткое изложение речи, опубликованное на местном правительственном сайте, повторяет ключевые фразы в стенограмме. Другой документ из «Полицейских файлов Синьцзяна», стенограмма выступления тогдашнего партийного секретаря СУАР, Чэнь Цюаньго, состоявшегося 18 июня, всего за три дня до выступления Чжао, повторяет несколько фраз Чжао и существенно пересекается с ним по общему содержанию.

Я более подробно описал свою дальнейшую проверку подлинности полного архива «Полицейских файлов Синьцзяна» в отдельной, рецензируемой статье, опубликованной в журнале Европейской ассоциации китайских исследований. Достоверность документов подкрепляется их огромным объемом, детальностью, конкретностью и метаданными около тысячи прикрепленных фотографий, внутренней текстовой последовательностью и совпадением с предыдущими утечками документов.

Исследования как общедоступных, так и на внутри-правительственных документов Китая, крайне важны, поскольку власти Китая прилагают все усилия, чтобы не допустить сбор информации с первых рук международными экспертами. Кампания, нацеленная на задержание огромного количества уйгур и других преимущественно тюркских этнических групп и их последующее заключение в тюрьмы и лагеря «перевоспитания» (дословно “преобразование через образование”), началась пять лет назад, в 2017 году. С того времени ученые и журналисты написали немало работ об этой кампании, которая нацелена не только на лишение свободы, но также на принудительные меры по ограничению деторождения, ограничения на обычные внешние проявления религии и следование традициям, а также принудительный труд.

Из-за отсутствия независимых данных или какой-либо официальной информации от самого правительства Китая, исследователям пришлось прогнозировать количество заключенных. Эти прогнозы опираются на ряд различных методик, начиная с обзванивания местных полицейских, заканчивая экстраполяцией слитых электронных таблиц с правительственных структур, а также анализом выплат субсидий на питание в лагерях “перевоспитания”. Сами оценки также широко варьируются. Мой собственный прогноз на 2018 год предполагал от нескольких сотен тысяч до одного миллиона заключенных; в 2019 году, частично основываясь на информации с утекших электронных таблиц с данными о задержанных по нескольким уйгурским населенным пунктам, я увеличил свои прогнозы до 900 000 – 1,8 миллиона. Многие исследователи региона согласились с данными оценками и привели в своих публикациях разные цифры, которые варьировались от низкого уровня заключенных “до одного миллиона”, до высокого уровня – “от одного миллиона до трех миллионов”.

Несколько лет исследователи не могли с точностью определить конкретную роль Си и центрального правительства в этой политике. Несмотря на то, что Си Цзиньпин бы полностью поддержал ряд любых кампаний с подобными масштабными последствиями, нехватка информации о внутренних процессах правительства стала основным препятствием для ученых чтобы с уверенностью заключить о том, что Си Цзиньпин напрямую причастен к разработке данных кампаний. Хотя очередная серия внутренних официальных документов китайского правительства, известная как “Синьцзянские документы”, содержит цитаты Си, которые связывают его со многими аспектами продолжающихся репрессий, они не содержат никаких заявлений, в которых он прямо говорил бы о массовом интернировании в лагеря “перевоспитания”.

Выступление Чжао представляет дополнительные доказательства того, что от одного до двух миллионов человек были действительно заключены. Оно также подтверждает, что секретарь Си, сам лично был ознакомлен всеми деталями кампании, и более того, дал указания, обеспечившие ее продолжение и расширение. Чжао выступил с речью в Урумчи в конце пятидневного “следственного” визита в Синьцзян. В состав делегации входили и другие высокопоставленные руководители центрального правительства.

Чжао подтверждает поддержку Пекина в проведении массового интернирования. В первой части своей речи он кратко изложил похвальные достижения региона и похвалил его власти за “хорошую работу по преобразованию через образование [труд]”. Он также изложил план работы регионального правительства по осуществлению своих поистине беспрецедентных репрессий. После прихода партийного секретаря Синьцзяна, Чэнь Цюаньго, в регион был разработан пятилетний план: в первый год (2017) “стабилизировать” регион; во второй год “закрепить” достигнутые успехи; в третий – добиться “базовой нормализации” нового положения дел; и к пятому году (2021) достичь “всеобъемлющей стабильности”.

Чэнь Цюаньго повторяет тот же пятилетний план в своей речи, которую он произнес через три дня после речи Чжао. Чэнь говорит, что он был “послан” в Синьцзян самим Си, не для выполнения рутинного задания, а с особой миссией для нации: “Генеральный секретарь послал меня в Синьцзян; во-первых, не для того, чтобы быть [просто] должностным лицом; во-вторых, не для того, чтобы сколотить состояние; в-третьих, не для получения пустого титула. [Генеральный секретарь послал меня в регион, чтобы построить стабильный Синьцзян. . .” Чэнь добавляет, что он лично сказал Си, что готов работать в регионе в течение 10 лет. Однако, в декабре 2021 года Пекин заменил Чэня на Ма Синьруй, губернатора провинции Гуандун. Замена Чэня, которого, вероятно, направили в Синьцзян из-за его безжалостной секьюритизации Тибета и репутации железной партийной дисциплины, на Ма, ученого-технократа, говорит о том, что Пекин считает свою пятилетнюю стратегию для Синьцзяна хорошо проработанной.

Во втором разделе своей речи Чжао выделил текущие трудности и приоритеты работы на нынешнем этапе “консолидации” плана. Он перечисляет проблемы, все еще стоящие перед регионом, и утверждает, что борьба с терроризмом “категорически не может быть ослаблена”. Здесь министр начинает намекать на количество людей, намеченных для “перевоспитания” или тюремного заключения. Он называет две группы, каждая из которых насчитывает “два миллиона человек”, представляющих внутреннюю угрозу стабильности: “В Синьцзяне проживает два миллиона человек, которые попали под влияние панисламистских, пантюркистских и просиньцзянских взлядов о независимости. В Южном Синьцзяне проживает более двух миллионов человек, которые оказались под существенным влиянием проникшей экстремистской религиозной идеологии”.

Первые “два миллиона”, те, кто “находится под влиянием идей независимости Синьцзяна, панисламизма и пантюркизма”, относятся к людям, которые привязывают себя к более широкому тюркскому религиозному, культурному и языковому наследию, то есть уйгурам, казахам, кыргызам и представителям других этнически тюркских меньшинств. Пекин связывает это чувство «неханьской» китайской идентичности, или пантюркистской идентичности, с сепаратизмом, часто описывая его как “яд” для мышления, который должен быть искоренен путем “перевоспитания”. Чжао отмечает, что вторые “два миллиона” проживают в южном Синьцзяне, где процент уйгуров и других тюркских народов гораздо выше, чем на севере. Ссылка Чжао на “экстремистскую религиозную позицию” может описать абсолютно любого, кто практикует религию, учитывая чрезвычайно широкое определение Пекином того, что является “экстремизмом”.

При этом Чжао не обвиняет эти две группы людей в насильственном сопротивлении государству. Напротив, именно их культурное и религиозное самосознание делает их объектами “перевоспитания”. Эта обширная категоризация людей, представляющих угрозу для государства, в целом согласуется с показаниями свидетелей, документальными доказательствами и спутниковыми снимками, которые указывают на заключение в очень больших масштабах.

Хотя Чжао перечисляет эти группы отдельно, их состав почти наверняка пересекается. Например, кто-то “находящийся под влиянием экстремистской религиозной идеи” на юге, может также иметь “пантюркистские” взгляды. Трудно сказать, каков размер подобного перекрытия, говорит ли Чжао о двух или четырех миллионах человек. Но, учитывая демографию региона, перекрытие скорее незначительное, общее число может достигать трех-четырех миллионов человек. В 2018 году в северном Синьцзяне проживало около 3,5 миллионов уйгуров, казахов и кыргызов – все тюркские группы, которые государство считает склонными к “пантюркистским” тенденциям, что означает, что два миллиона человек потенциально можно отнести только к этой группе.

При этом Чжао нигде открыто не упоминает, что одна из этих “двухмиллионных” групп была или будет интернирована. Тем не менее, раз за разом высокопоставленные китайские чиновники дают понять, что считают “перевоспитание” ключом к обузданию терроризма и религиозного экстремизма. В официальных документах, государственных СМИ и других официальных заявлениях центры “перевоспитания” описываются как места, отсекающие “терроризм и религиозный экстремизм у самых корней”. В своей речи Чжао также аплодирует центрам “перевоспитания” за их успешное “осуществление централизованного перевоспитания тех, кто попал под влияние экстремистской религиозной идеи”, откуда можно предположить, что, если не более того, обе эти “двухмиллионные” группы были теми людьми, которых власти стремились задержать и «перевоспитать».

В своей речи Чэнь, как и Чжао, говорит о тех, кто “попал под влияние сторонников независимости Синьцзяна, панисламистов и пантюркистов”, называя их “относительно большой группой людей”. Чэнь призывает кадры “продолжать бить в колокола тревоги” и продолжать действовать по “стратегии Си для Синьцзяна”. Это согласуется с заявлениями Чжао, которые более прямо связывают Генерального секретаря Си с массовыми задержаниями.

В заключении своего выступления Чжао освещает практическое применение широкой концепции “перевоспитания”, которую он ранее изложил: переполненные тюрьмы и центры содержания под стражей (концентрационные лагеря) в результате кампании массового интернирования.

Чжао описывает систему тюрем и других интернатных учреждений, в которых содержатся заключенные в количестве, превышающем их вместимость. К середине 2018 года «успех» кампаний «Крепкого удара» и “деэкстремизации” привел к «превышающему норму [по отношению к вместимости] количеству заключенных» (в своей речи он упоминает “превышающие норму заключения” четыре раза). На самом деле, он отмечает меры, принятые для снижения нагрузки на тюрьмы Синьцзяна, включая привлечение полиции из других частей Китая в Синьцзян и перевод уйгурских заключенных из Синьцзяна в другие провинции, хотя и в сравнительно небольшом количестве. Чжао заверяет региональных чиновников, что центральное правительство вскоре утвердит финансирование для строительства дополнительных тюрем в южном Синьцзяне. Он также утверждает, что Пекин “усилит свою поддержку” для покрытия “высоких расходов” на эксплуатацию и содержание этих тюрем и лагерей.

Хотя Министр нацбезопасности ни раз не упомянул, сколько именно людей содержится в тюрьмах региона, его акцент на их переполненность свидетельствует об очень большом количестве заключенных, и это согласуется с показаниями свидетелей примерно того времени. Это также объясняет, почему, как показывают спутниковые снимки, во второй половине 2018 года наблюдался бум строительства или расширения объектов для содержания заключенных. Очевидно, центральное правительство выделило средства, как и обещал Чжао. В 2021 году эксперты подсчитали, что расширение площади тюремных помещений с 2016 года позволит региону вместить не менее миллиона новых заключенных, если они будут размещены в соответствии с государственными стандартами минимальной жилой площади.  Если тюрьмы и другие места интернирования переполнены, как указал Чжао в своем выступлении, то в помещениях, построенных после 2016 года, может содержаться более миллиона человек, и это даже без учета вместимости ранее существовавших мест заключения.

Дальнейшее подтверждение оценки в один-два миллиона человек исходит из других материалов, содержащихся в “Полицейских файлах Синьцзяна”. Электронные таблицы, с информацией о более чем 280 000 человек, проживающих в округе Конашехер, показывают, что в 2018 году более 12 процентов всех взрослых находились в той или иной форме интернирования или тюремного заключения. Это согласуется с предыдущими оценками Ценца, согласно которым от 7,7 до 15,4 % взрослого населения тюркских меньшинств Синьцзяна в какой-то момент были под стражей, и позволяет предположить, что общее число заключенных составляет не менее миллиона человек.

В других документах, содержащихся в «полицейских файлах Синьцзяна», упоминается категория “500 000 неблагонадежных лиц”. Хотя предыдущие тайники с утечкой данных также описывали задержанных как “неблагонадежных лиц”, они не упоминали конкретно определенный набор “500 000 неблагонадежных лиц”. Как и ссылки на две “двухмиллионные” группы, эта фраза может указывать на еще одну группу людей, которых правительство нацеливает на “перевоспитание”. (Определение “неблагонадежных”, данное правительством, представляется чрезвычайно широким: 32-летняя женщина, обозначенная как одна из таковых, была “задержана для перевоспитания” в июле 2017 года, потому что она якобы занималась “необычной ночной деятельностью”, а ее телефон был “часто выключен”). Примечательно, что фраза “500 000 неблагонадежных лиц” фигурирует в тех же электронных таблицах, что и более общий термин “неблагонадежные лица”. На мой взгляд, это указывает на то, что “500 000 неблагонадежных лиц” потенциально функционирует как подкатегория в рамках более общего термина “неблагонадежные”, что означает, что общее количество “неблагонадежных лиц” на самом деле значительно больше, чем 500 000. Местные директивы Синьцзянской полиции ясно дают понять, что “неблагонадежные” лица должны сидеть в тюрьме: В одном из уведомлений районного уровня от апреля 2018 года говорится, что “все неблагонадежные лица должны быть задержаны для перевоспитания”; несколько месяцев спустя начальник полиции префектуры заявил, что “неблагонадежные” должны быть “помещены в «надежное» место, чтобы постепенно их перевоспитывать”.

Речь Чжао является доказательством осознанной и активной роли генерального секретаря Си в руководстве политикой массовых задержаний в Восточном Туркестане. Чжао говорит, что “важные указания Си по управлению Синьцзяном в соответствии с законом, объединению и стабилизации Синьцзяна, а также долгосрочному строительству региона” служат основой для многочисленных приоритетов политики, изложенных в речи, включая “легализацию работы Центров профессионального образования и обучения ” (т.е. создание их как законно действующих объектов). Чжао описывает, что Си дал указание властям Синьцзяна “провести работу по деэкстремизации”, которая, по словам Чжао, включает в себя работу по “преобразованию через образование”, проводимую в центрах “перевоспитания”. По словам Чжао, после того, как центральный партийный лидер Го Шэнкунь сообщил о проблемах с вместимостью тюрем, которые он наблюдал во время своего визита в регион в апреле 2017 года, Си сам приказал региональным властям “предпринять практические меры, такие как увеличение числа занятых [в местах содержания под стражей], увеличение вместимости [таковых учреждений] и увеличение инвестиций [в эти учреждения] в установленные сроки”.

В ответ на просьбу прокомментировать роль Си в руководстве расширением числа задержаний в Синьцзяне, посольство Китая в Вашингтоне направило ChinaFile заявление пресс-секретаря Лю Пэнъю, в котором Синьцзян описывается как “социальная стабильность и гармония” после “множества решительных, активных и эффективных мер по дерадикализации”.

Неудивительно, что речь Чжао полна ссылками на генерального секретаря Си, на его лидерство и видение, а также на его пристальный интерес и направляющую роль в управлении Синьцзяном в “новую эру”. Он приписывает Си разработку плана, благодаря которому в регионе сейчас царит “стабильность”, и отмечает этот план как “абсолютно дальновидный и правильный”. Даже если подобная лесть отчасти отражает политическую необходимость постоянно восхвалять лидера нации, речь Чжао говорит о том, что личное участие Си в политике Синьцзяна определило реальное развитие событий в регионе. По крайней мере, Си детально разбирался в кампании по массовому интернированию и сыграл не последнюю роль в ее руководстве.

К началу 2022 года Синьцзян достиг конца пятилетней стратегии Пекина по усмирению и подчинению региона – это означает, что, согласно графику, Синьцзян сейчас находится в состоянии “всеобъемлющей стабильности”. Действительно, заметное присутствие полиции и обременительные проверки безопасности в 2017 и 2018 годах в значительной степени уступили место сегодняшнему более незаметному, но столь же вездесущему режиму наблюдения. В своей речи в июне 2018 года Чэнь Цюаньго объяснил, что регион перейдет к гораздо более “невидимому” режиму безопасности, где полицейские силы “не сокращены”, а просто менее заметны, и могут быть “немедленно” мобилизованы в случае необходимости. Такие меры, как массовое интернирование в лагеря “перевоспитания”, группа китайских ученых в своем академическом докладе назвала “краткосрочными радикальными мерами”, которые были “абсолютно необходимы и эффективны”.

И все же, даже в 2017 году, в стенограмме очередного выступления из “Полицейских файлов Синьцзяна”, Чэнь уже предсказывал, что некоторые из заключенных в лагерях “перевоспитания”, “необязательно должным образом преобразились даже через три или пять лет”. И действительно, хотя некоторые задержанные были освобождены, свидетельства очевидцев и документальные свидетельства, опубликованные в базе данных жертв Синьцзяна, показывают, что многие другие были приговорены к повторным длительным срокам заключения. Из речи Чжао следует, что Пекин отдавал приоритет не только строительству и расширению объектов “перевоспитания”, но и тюрьмам, в которых будут содержаться многие лица после первоначального периода “перевоспитания”. Работа по “перевоспитанию”, которая, по его словам, “должна продолжаться в течение длительного времени”, вероятно, теперь проводится в тюрьмах, а не в лагерях, которые фактически служат юридическим механизмом для произвольного лишения свободы.

Пекинская кампания репрессий в Синьцзяне, которая ранее опиралась на ночные облавы и широкомасштабное задержание, теперь вступила в новую фазу. При нынешнем партийном секретаре Синьцзяна, Ма Синьруе, регион приступил к реализации многомиллиардной инициативы по развитию инфраструктуры и “высококачественному экономическому развитию”.

Однако в 2022 году согласно плану работы регионального правительства борьба за обеспечение социальной стабильности “все еще мрачная и сложная”. В апреле Ма дал существенный намек на продолжение некоторых форм “перевоспитания”, заявив, что Синьцзян будет “в максимально возможной степени обучать и спасать людей, завороженных экстремистскими идеями” – часто используемый эвфемизм для обозначения “перевоспитания” в лагерях. Сегодня, многие по-прежнему томятся в тюрьмах и концентрационных лагерях. Для пожилых людей, включая важных культурных и религиозных деятелей, их сроки равносильны пожизненному заключению. Тем временем государство продолжает разрывать традиционные общинные узы путем переводов на принудительные работы, разлучения родителей с детьми, искоренения уйгурского языка через школы-интернаты, “оптимизации” этнической “структуры населения” через политику предотвращения рождаемости и запланированную миграцию 300 000 китайских поселенцев в уйгурские районы. Несмотря на ослабление полицейского присутствия в регионе, эти меры и их поддержка из самых верхов китайского руководства представляют собой практически невидимую, медленную форму геноцида.

Перевод статьи с оригинала был осуществлен Центром уйгурских исследований с разрешения автора статьи, Адриана Ценца.

Источник: ChinaFile