Александр Гогун
Издевательства властей КНР над мусульманами-уйгурами в уходящем году стали наконец одной из главных тем мировой политики. При этом мало кто знает, что этот узел межэтнических противоречий в его нынешнем виде был окончательно завязан лично Сталиным. Его прицел был не только региональный. Традиционно кровавые поползновения руки красной Москвы в степях, пустынях и горах Восточного Туркестана рассматриваются как стремление поживиться полезными ископаемыми. Однако последними богата и отчизна мирового пролетариата, и главной целью советского присутствия в этом регионе в 1930–40-х годах представляется стратегическая. Синьцзян являлся плацдармом на пути не только в центральные области Китая, но и к британской Индии, особенно к её частям, населённым магометанами – единоверцами уйгуров (т. е. будущему Пакистану), а также Тибету.
При этом, как отмечает один из ведущих исследователей этого вопроса Джамиль Гасанлы, мусульмане восточного Туркестана никогда не были просто объектом политики великих держав, их орудием, но с момента китайского завоевания в 1759 году стремились к независимости или, на худой конец, реальной автономии либо ожидали момента, чтобы начать борьбу за одну из этих целей.
Советские лидеры были прекрасно осведомлены о происходящем в регионе, поскольку в ходе Гражданской войны туда ушло немало белоэмигрантов и участников крестьянских восстаний, а Красная армия в ходе борьбы с ними в 1921 г. вторгалась в этот край. 4 июня 1921 года политбюро даже рассмотрело “Предложение Я. Э. Рудзутака об образовании республик Кашгарской и Джунгарской” на юге и на севере этого края соответственно, но пока отвергло идею. Позже крестьяне и кочевники бежали через границу уже от коллективизации и голода, благо места хватало – по площади Синьцзян в семь раз больше нынешней Англии, к владениям которой он тогда примыкал.
Высокогорные перевалы нынешней афгано-пакистанской границы, которая в те десятилетия являлась границей между Афганистаном и Британской Индией, неудобны для наступления крупных войсковых соединений. О походе в эту страну – вторую в мире по населению – лидеры большевиков не прекращали думать ещё со времён Гражданской войны. Поэтому Синьцзян как регион, примыкающий к западным Гималаям и Кашмиру, мог стать крайне полезным для ведения с его территории разведки, засылки диверсионных или террористических групп, а также поддержки с воздуха будущего похода за освобождение пролетариата и крестьянства от гнёта колонизаторов и брахманов. Гряда не была непреодолимой: здесь – с севера на юг через Каракорум – издревле пролегало одно из ответвлений Великого шёлкового пути: от пустыни Такла-Макан до долины Инда. В 1925 году Гималаи по пути из Кашмира в Синьцзян пересекла экспедиция Николая Рериха, за которой пристально следил Разведупр.
Чекисты и армейские спецслужбы исследовали этот регион, вербуя в свои сети как русских, так и местных, – задача упрощалась тем, что СССР был основным внешнеэкономическим партнёром Синьцзяна.
В апреле 1931 г. в восточном Синьцзяне начался бунт магометан против китайского господства, о чём британский консул Майлс Лэмпсон в Пекине позже писал в отчёте для министра иностранных дел Джона Саймона: “…восстание… как сообщается, произошло по причине советского подстрекательства”. Показательно, что вначале ОГПУ и Коминтерн хотели поддержать мятеж, тем более что только что отгремел советско-китайский конфликт на КВЖД. Однако Сталин стремился использовать Гоминьдан в антияпонских целях, и уже с лета начал продавать руководству провинции за золото вооружения, боеприпасы и военную технику – самолёты, броневики, – а также послал военных инструкторов, постепенно наращивая силовое присутствие в регионе. Боеспособное ядро китайских войск в Восточном Туркестане составляли опытные русские белоэмигранты, ставшие наёмниками. Глава Поднебесной Чан Кайши был озадачен противостоянием с Японией, оккупировавшей Маньчжурию, и не мог направить на Северо-Запад Поднебесной крупные силы.
Покорение Москвой Синьцзяна шло в несколько этапов и в значительной степени было зеркально исламскому восстанию, которое, потерпев ряд поражений в 1932 году, зимой 1932/33 гг. разгорелось с новой силой. К нему присоединились местные казахи и киргизы, а также дунгане – китайцы-магометане. Восстание, подобно лесному пожару, занимало всё новые и новые уезды и районы, дошло до Памира – Кашгарского округа, то есть юго-запада Синьцзяна, а также докатилось до его столицы Урумчи.
Не помогла и посылка из СССР 10-тысячной китайской армии, незадолго до этого вытесненной японцами из Маньчжурии у станции Забайкальск.
12 апреля 1933 г. русские белоэмигранты свергли проигравшего восставшим губернатора провинции Цзин Шужена, который бежал, и власть узурпировал Шэн Шицай, до этого возглавлявший вооружённые силы Синьцзяна. Чан Кайши впоследствии утверждал, что переворот был учинён советскими спецслужбами. В пользу этого говорит тот факт, что командир казачьей сотни, захвативший резиденцию Цзин Шужена, есаул Иван Бессонов, в действительности являлся помощником начштаба одного из кавалерийских полков РККА и находился в Урумчи в командировке. Так или иначе, Шэн, написавший Сталину верноподданническое письмо ещё в августе 1932 г., начал проводить ещё более лояльную Москве политику, одновременно попытавшись начать переговоры с повстанцами. Но поскольку мятежные магометане были представлены несколькими этническими и политическими группами, дипломатически решить вопрос не удалось.
В годовщину Октябрьской революции, 7 ноября 1933 года, полк РККА численностью около тысячи человек и так называемая “Алтайская добровольческая армия”, состоявшая из бойцов 13-го Алма-Атинского полка ОГПУ, вооружённые в том числе броневиками, самолётами и танками, начали вторжение в Синьцзян. При этом войну СССР никому не объявлял, а красноармейцы и пограничники были одеты… в белогвардейскую форму, т. е. форму царской армии. Операцией командовал Михаил Фриновский, впоследствии ставший одним из организаторов Большого террора.
Пытки и избиения арестованных с целью добиться признания применяются больше, чем прежде
Но от границы путь был неблизок, и столица Урумчи тем временем оказалась на грани падения, о чём вспоминал участник боёв Фёдор Полынин: “Подлетая к городу, мы увидели у крепостной стены огромную массу людей. …Тускло мелькали частые вспышки выстрелов. Позади штурмующей пехоты гарцевали конники… Снижаемся и поочередно начинаем бросать в гущу мятежников 25-килограммовые осколочные бомбы. Внизу взметнулось несколько взрывов. На выходе из атаки штурманы строчат из пулемётов. Видим, толпа мятежников отхлынула от стены и бросилась бежать. Обогнав её, помчалась в горы конница. На подступах к крепости отчетливо выделялись на снегу трупы… Мятежники точно обезумели от внезапного воздушного налета… Вскоре мятеж был подавлен. В честь победы был устроен большой прием. Губернатор провинции наградил всех советских летчиков, участников боевых действий…”
То есть ненавистное обмундирование не отразилось на боевом духе – 11 февраля 1934 года “алтайцы” прорвали осаду восставших дунган у столицы Синьцзяна, отогнали мусульман на почтительное расстояние, после чего часть “ограниченного контингента” ушла восвояси, а часть продолжала выполнять “интернациональный долг”.
Поэтому в мае Шэн послал благодарственное письмо Сталину, содержавшее и такие слова: “Синьцзян в международной обстановке имеет большое значение не только для СССР, но явится чрезвычайно важным фактором в будущей мировой войне и мировой революции”.
Среди военных советников, создававших армию Шэна из остатков потрёпанных войск, был и будущий маршал Павел Рыбалко, носивший оперативный псевдоним Фу-Дзи-Хуй. Шаг за шагом восстание удалось придушить, и в регионе установился хрупкий мир, который поддерживался массовыми арестами и убийствами, прежде всего – мусульман.
Исследователь Павел Аптекарь нашёл в военном архиве сообщение одного из военных советников Виктора Обухова о наступившем счастье рабочих и скотоводов: “…Новые власти переняли все худшее из методов старых китайских начальников уездов. Пытки и избиения арестованных с целью добиться признания применяются ими больше, чем прежде. “Обычный” инвентарь судьи или начальника полиции состоял из ременной плети для битья по щекам, трехгранной палки для битья по бедрам, колотушки для битья по щиколоткам и колодки для зажима ноги, наконец, станка для удержания подозреваемого, вернее истязаемого при зажатии голеней…” Начальник одного из уездов додумался прибивать допрашиваемых за ухо к стене. Уйгурский политик Иса Альптекин в книге “Вопрос Восточного Туркестана” писал, что подручные Шэна применяли 125 видов пыток и 28 – казней (в том числе публичных), причём часть приёмов была “импортирована” из СССР. Последнее косвенно подтверждается и советскими документами. Например, 24 сентября 1937 года политбюро приняло решение о Синьцзяне, среди прочего проявляя заботу о безопасности своего сатрапа: “Удовлетворить просьбу дубаня (губернатора. – РС) о посылке ему в секретном порядке одного опытного следователя для расследования дела о заговоре против него”. Козни Шэну строили… троцкисты – под видом таковых было уничтожено четыреста человек, в том числе местные коммунисты, белоэмигранты и члены руководства провинции.
В результате в 1937 году мусульмане вновь восстали, на сей раз заполыхало в Кашгарском округе – на юго-западе Синьцзяна, на Памире и в его предгорьях, у границ Таджикистана и Киргизии, причём мятеж начался в войсках. Лояльные Шэну части ничего не могли поделать, особенно потому, что сражались во враждебной среде, не упуская случая пограбить мирных жителей. Не переломило ход боевых действий и использование авиации с советскими лётчиками.
Поэтому из Киргизии были выдвинуты две конные группы: “В состав первой из них вошли 42-й горный кавалерийский полк (узбекский. – А.Г.), батарея и специальные подразделения 19-й горной кавалерийской дивизии и 19-й кавалерийский полк НКВД под командованием полковника [Ибрагима] Бекжанова, в состав второй – 48-й горный кавполк (казахский. – А.Г.), батарея и специальные подразделения 21-й горной кавалерийской дивизии и 13-й мотомеханизированный полк НКВД под командованием комбрига Селиванова”. Танки преодолевали горные кряжи Памира и пустыни, к операции была привлечена и советская эскадрилья.
Как и в 1933 году, вторжение было негласным, личных документов при себе не было ни у кого, но на сей раз бойцы были переодеты… в халаты и шапки. Осенью мятежные войска были разгромлены, после чего “освободители” казнили, согласно собственным отчётам, 3045 пленных.
Большинство победителей вернулось в СССР, который, тем не менее, нашёл способ увеличить своё военное присутствие в Синьцзяне. Чан Кайши вспоминал: “…под предлогом предупреждения японской агрессии Советская Россия направила в город Хами (на востоке Синьцзяна) регулярную часть Красной армии – так называемый “8-й полк РККА” (в т. ч. 15 самолётов И-15 и 15 танков БТ-7 и Т-38. – А.Г.). В результате ей удалось реализовать свой план и отделить Синьцзян от остального Китая” – силами красноармейцев, обмундированных в форму русской императорской армии и использовавших в обращении дореволюционные чины и звания.
Тем временем с октября 1937 года по-настоящему проявился стратегический выигрыш от покорения этого региона – СССР стал поддерживать Гоминьдан в его войне против Японии. Массированные поставки авиации, вооружений, боеприпасов и военных грузов осуществлялись в основном через Казахстан и Синьцзян – железнодорожным транспортом, грузовиками ЗИС-5, а также по воздуху – ТБ-3. Для этого китайскими рабочими под руководством советских инженеров стахановскими темпами была проложена автомобильная дорога длинной 3 тыс. километров от казахской станции Сары-Озек через Урумчи до города Ланьчжоу на севере центральной части Китая.
В 1938 году Шэн Шицай был приглашён в Москву, где встретился с Ворошиловым, которого он обнимал, целовал ему руки и лоб, а затем и со Сталиным. Дубань обсудил с Хозяином вопросы управления регионом, преподнёс подарки, вступил в ВКП(б) и не скупился на подхалимаж. Как писал Чан Кайши, “после этого советская опека над Синьцзяном стала практически всеобъемлющей, и советский персонал появился в руководящих органах всех частей провинции”. Любопытно отметить, что в эти годы одним из основных статей экспорта в Индию стал наркотик – марихуана, перевозившаяся караванами через Гималаи…
В результате китайской политики Сталина страна Восходящего солнца, во-первых, увязла в войне с Поднебесной, во-вторых, была принуждена СССР к миру. Испытав на себе качество советского вооружения как в ходе боёв с Гоминьданом, так и в конфликте на Халхин-Голе, Япония заключила 13 апреля 1941 г. в Москве договор о нейтралитете – азиатско-тихоокеанский аналог пакта Молотова – Риббентропа. Это соглашение открыло двери для атаки Пёрл-Харбора и Сингапура.
К тому времени Советы уже настолько освоились в Синьцзяне, что построили около Урумчи завод №600, который занимался сборкой истребителей И-16, хотя в официальных соглашениях он назывался фабрикой по производству сельскохозяйственного оборудования. В городе Кульджа (Инин) была открыта авиашкола, где советские инструкторы обучали китайских лётчиков сбивать “самураев”.
В тот же период между Кремлём и Шэн Шицаем был подписан договор об аренде разработок олова, о чём глава Гоминьдана вспоминал с возмущением: “…СССР выговорил себе также права на постройку железнодорожных линий, шоссейных дорог, установку телефонной сети, постройку радиостанций, проведение исследований недр и изысканий полезных ископаемых, в частности, нефти, постройку жилых домов и казарм для советского гражданского персонала и военнослужащих, размещение советских войск и т. д. и т. п. на всей территории провинции. Это соглашение заключалось сроком на пятьдесят лет!” Гоминьдан терпел создание красного протектората, так как зависел от помощи Москвы. Не вызвало протестов Чан-Кайши и участие советских и монгольских частей в 1940 году в борьбе против восстания казахов в китайской части Алтая, которое не было полностью подавлено: часть бойцов скрылась в горах…
Столкновение с Германией пошло не вполне по планам Сталина. Самолёты с завода №600 начали перебрасывать на советско-германский фронт.
Московский же ставленник Шэн, увидев, что старшему брату приходится тяжеловато, сделал так, как часто поступают лизоблюды, – предал вчерашнего покровителя. Губернатор начал борьбу с “заговорами” в своём ближайшем окружении, то есть арестовывал ряд просоветски настроенных членов руководства Синьцзяна и начал снижать влияние СССР в регионе. Таинственным образом был убит выучившийся в военной академии РККА и просоветски настроенный брат губернатора – Шэн Ши-ци – командир мехбригады, а потом задушена его жена. Всё это вызвало напряжённую переписку с Молотовым, а затем отзыв большинства официальных представителей Москвы, вооружённых формирований и приостановку ряда налаженных советскими экспертами производств. Непотопляемый Шэн, за спиной которого остались восемьдесят тысяч казнённых и замученных, сто двадцать тысяч прошедших тюрьмы и лагеря в 1933–1944 гг. – в его борьбе сначала за коммунизм, а затем против него, – вернулся в лоно Гоминьдана и вскоре оставил руководство провинцией, получив от Чан Кайши другую должность.
Сталин решил вернуть контроль над регионом, и уже с весны 1943 года НКВД, НКГБ и армейская разведка стали готовить… восстание мусульман в Синьцзяне. На Алтае оружие и боеприпасы Советы стали поставлять лидеру казахских повстанцев Оспан-Батыру – несмотря на то, что за два года до этого воевали с ним. По версии историка Вадима Обухова, в этот раз важной целью Сталина стал контроль над месторождениями урана, нужного для производства ядерного оружия.
В сентябре 1944 года волнения начались в уезде Нилка у границ с Казахстаном и постепенно расширялись.
В годовщину “Великого октября” – 7 ноября – бунт по отмашке из Алма-Аты подняли в городе Кульджа (Инин), восставшие с удивительным профессионализмом захватили военные объекты и расположенный рядом аэродром и пять дней спустя провозгласили Восточно-Туркестанскую Республику (ВТР), главой которой стал узбек Алихан Тура.
В составе НКВД 5 декабря был создан отдел спецзаданий – как раз для содействия ВТР, а его начальник генерал Владимир Егнаров прибыл в Кульджу, чтобы командовать восстанием на месте. Его замом стал полковник Николай Прокопюк, только что – 5 ноября – получивший звание Героя Советского Союза. В 1942–1944 гг. он возглавлял спецгруппу НКГБ “Охотники” в Западной Украине. К числу её операций относится убийство поручика Яна Рерутко, командира действовавшего на территории Луцкого района Волыни отряда польской Армии Крайова “Луна”, а также врача Славомира Стецюка и солдата Яна Линека. Они были застрелены в спину 6 ноября 1943 г. после сделки по обмену оружием с “Охотниками”.
Поскольку чекисты посылали всё новых боевиков – в том числе спецгруппы “Батыр” и “Буйга” – восстание в Джунгарии разгоралось и расширялось на север и восток, и вскоре ВТР и союзные ей казахские партизаны контролировали почти всю северную часть Синьцзяна, расположенную между Казахстаном и Монголией. Большой брат поставлял оружие и боеприпасы – советские и трофейные – германские.
В апреле Алихан Тура послал Сталину благодарственное письмо: “…народы Восточного Туркестана будут освобождены только при помощи Великого Советского Союза… Миллионы людей Восточного Туркестана смотрят на Вас, как на своего вождя, защищающего интересы угнетённых народов…”
15 апреля 1945 года американский посол Гарриман при встрече спросил хозяина Кремля о том, какие вести поступают из Синьцзяна, и вождь не только скромно умолчал о собственной роли, но и переврал масштабы происходившего: “…продолжается восстание уйгурского населения, поднявшегося на борьбу против притеснений китайцев, которые составляют в Синьзяне лишь 5% населения. …Уйгуры имеют в своём распоряжении 300–400 человек, а китайцы – 600. Вот и вся большая война…”
Кремлёвский горец регулярно получал сообщения об учинённом его спецслужбами мятеже, а 29 апреля Берия и Вышинский сообщили ему, что личный состав армии “Восточно-Туркестанской Республики” составляет уже 9300 человек. Китайцы же, сообразно данным разведки, стянули в регион 80 тысяч бойцов. Сталин лгал на порядок.
22 июня политбюро приняло решение “О Синьцзяне” – о создании там правительства: в мятежный регион усилился поток смертоносных грузов и специалистов военного дела, а также спецгрупп, состоящих в основном из только что демобилизованных представителей народов Средней Азии и Казахстана. Только по этому постановлению было направлено 500 офицеров и 2 тысячи сержантов и рядовых Красной армии. Интервенты, как обычно, не носили советских знаков различия и одевались в гражданское. Были задействованы авиация и танки.
Поэтому 9 июля 1945 года премьер-министр Китая Сун Цзывэнь при встрече в Москве робко попросил Сталина помочь прекратить волнения в Синьцзяне, на что генералиссимус нагло пошутил: “Что подразумевается под этой помощью – посылка войск?” Собеседник, сделав вид, что не понял юмора, разъяснил – остановить посылку боеприпасов, которую он сверхделикатно назвал “контрабандой”. Сталин, изображая святую простоту, сказал, что вряд ли таковые осуществляются, и ошарашил китайского гостя вопросом: “Не проникает ли это оружие из Индии?”, а затем просто нахамил: “Возможно, оружием торгуют сами китайские чиновники, ибо подобная торговля может дать хорошую прибыль”.
Тем не менее, Чан-Кайши предпочёл не обострять отношений с СССР, опасаясь, что тот начнёт массированные поставки оружия ещё и Мао Цзедуну, а когда Красная армия в ходе нападения на Японию вторглась в Маньчжурию и Корею, вообще заключил с Москвой договор о дружбе и союзе – 14 августа 1945 г.
…Численность мусульманских повстанцев достигла тридцати тысяч человек, которых поддерживали “воины-интернационалисты” из Красной армии, НКВД и НКГБ.
Расчёт властей Гоминьдана оказался верен в короткой перспективе – уже осенью Сталин приказал “ограниченному контингенту” в Синьцзяне перейти к обороне, начал его вывод, а через агентуру потребовал, чтобы местные мусульманские повстанцы прекратили огонь. В Кремле сомневались, победит ли Мао, и, готовя войну против США, не хотели спровоцировать прямое вмешательство Америки в китайскую междоусобицу, чтобы Поднебесная не стала аэродромом звёздно-полосатых ВВС с атомными бомбами.
Шаг за шагом Сталин принудил стороны к перемирию, сохранив контроль над ценнейшими полезными ископаемыми. Алихана Туре вывезли в Ташкент. Оставшаяся часть руководства ВТР согласилась с созданием в Урумчи 1 июля 1946 года компромиссного кабинета министров c участием как китайцев, так и уйгуров. Как отмечал Чан Кайши, “подобное “коалиционное правительство” (со львиной долей людей Кремля. – А. Г.), впервые апробированное… в провинции Синьцзян, послужило образцом органов власти, которые стали насаждаться в советских марионеточных государствах после Второй мировой войны” в Центральной Европе. Правда, Оспан-батыр на Алтае рассорился с коммунистами и продолжил войну с ними до 1950 года.
Восстания и войны по их подавлению в 1931–1946 гг. стоили пятимиллионному населению Синьцзяна свыше ста тысяч погибших, в первую очередь мирных жителей, – и это не считая сравнимого по количеству репрессированных Шен Шицаем.
Дважды использовав уйгуров для покорения Синьцзяна как союзников, Сталин передал их верному Мао
Одной рукой оставляя Восточный Туркестан Гоминьдану, другой Сталин оказывал Мао Цзедуну осторожную помощь, которая стала решающей для победы коммунистов в гражданской войне во всей Поднебесной. 18 июня 1949 г. Великий вождь отправил Великому кормчему телеграмму, где торопил последнего с наступлением на Урумчи. Через десять дней судьба северо-западной части Китая была решена на встрече Хозяина с делегацией ЦК КПК. Сталин не забывал о том, что через Гималаи и Памир можно перебрасывать войска и вооружения, что показывает его лукавый совет младшим братьям: “Не следует оттягивать занятие Синьцзяна, потому что оттяжка может повлечь за собой вмешательство в дела Синьцзяна англичан. Они могут активизировать мусульман, в том числе и индийских, для продолжения гражданской войны против коммунистов, что нежелательно, ибо в Синьцзяне имеются большие запасы нефти и хлопка, в которых остро нуждается Китай”.
Оправдывать агрессию обороной в беседах даже с сателлитами было привычкой вождя. Только что закончилась индо-пакистанская война, поэтому обеим странам было не до Китая и Джунгарии. К тому же два новосозданных государства вряд ли готовы были идти на поводу у вчерашней колониальной госпожи – Британии. Надуманную угрозу внешних происков Сталин употребил для обоснования будущего гуманитарного преступления.
Политика КНР в Синьцзяне до настоящего момента проводится сообразно не только сталинским рецептам этно-государственной инженерии, применявшейся им в СССР, но и по его прямому указанию, которое он дал делегации ЦК КПК в ходе того же самого разговора: “Китайского населения в Синьцзяне имеется не более 5%, после занятия Синьцзяна следует довести процент китайского населения до 30%. Путем переселения китайцев для всестороннего освоения такого огромного и богатого района и для усиления защиты границ Китая”.
Вождь рекомендовал “младшим братьям” не обращать особенного внимания на интересы национальных меньшинств: “Вообще следует в интересах укрепления обороны Китая заселить все приграничные районы китайцами”.
Через месяц, 29 июля, политбюро приняло постановление по Синьцзяну, где, среди прочего, значилось: “…Главному управлению гражданского воздушного флота СССР… выделить специальный самолёт для доставки представителей демократической части Синьцзяна в г. Читу для дальнейшего их следования в Бейпин (т. е. Пекин. – РС)” для участия в первой установочной сессии Народного политического консультативного совета Китая.
Ещё через месяц масс-медиа КНР и СССР сообщили, что 25 августа самолёт, перевозивший эту делегацию, потерпел авиакатастрофу под Иркутском, все его 17 пассажиров – в том числе бывшая верхушка Восточно-Туркестанской Республики (ВТР), включая её президента Ахметжана Касыми, – погибли.
Вскоре казанский татарин по имени Бурган Шахидуллин, председатель правительства Синьцзяна, заявил о присоединении региона к КНР. 20 октября в Урумчи торжественно вошли части Народно-освободительной армии Китая, и через три месяца вооружённые силы ВТР были включены в её состав в качестве 5-го корпуса, командиром которого стал генерал-лейтенант Фотий Иванович Лескин.
Дважды использовав уйгуров для покорения Синьцзяна – в 1930-х годах – как удобных противников, а в 1940-х – как союзников, Сталин передал их верному Мао. Теперь уже вся Поднебесная от Памира до Кореи стала не просто плацдармом для красных авиаторов, но ещё и тараном мировой революции, в том числе для её проникновения в Тибет и планировавшегося – за Гималаи. Смерть Джугашвили предотвратила паневразийскую мясорубку, а оставленное им в наследие напряжение в Восточном Туркестане вполне может стать одним из детонаторов краха постсталинистов – либеральной революции в Пекине.
Источник: Радио Свобода
Copyright Center for Uyghur Study - Все права защищены.